Гора Гризим

Гора Гризим, возвышающаяся на Западном берегу реки Иордан, представляет собой крайне психоделическое зрелище. Огромная территория когда-то активно раскапывавшихся древностей, развалины византийской церкви, тут же приткнувшийся мусульманский макам, укрепления периода британского мандата, самаритянское кладбище и участки земли, огороженные зеленым забором. За одним из заборов – место, на котором творился мир, один из многочисленных израильских «гиват оламов», тут же рядом еще один забор – там Авраам приносил в жертву Ицхака. А буквально в десятке метров те самые кусты, из которых внезапно появился ягненок, ставший искупительной жертвой вместо Ицхака.

Святыня самаритянского народа

У горы Гризим в деревне Кирьят-Луза проживают представители небольшой этно-религиозной группы самаритян. Самаритяне – это потомки ассирийских переселенцев, которые смешались с жителями Израильского царства, завоеванного в 722-721 до н. э. Ассирией. Сегодня Гризим исполняет для самаритян ту же роль, что Храмовая гора для евреев. С той лишь разницей, что самаритяне разрушение Храма не оплакивают (так как не признают его святости), а напротив, активно ведут ритуальные службы на священной для себя горе, приносят пасхальные жертвы, а первосвященник благословляет народ во время трех праздников – Песаха, Суккота и Шавуота.

Несмотря на то, что иудаизм видит в горе Гризим место жертвенника Иисуса Навина, но не видит место для Храма, никто не сомневается в исторической и археологической ценности горы. К сожалению, сегодня вместо национального парка древнейшие развалины окружает ржавый забор, рядом с которым прохаживается скучающий охранник. Когда-то археологи здесь активно копали, однако с началом размежевания все работы были прекращены, и нет ни одного намека на их возобновление.

Мы стали свидетелями утреннего таинства

Около вершины Гризим лежит самаритянская деревня Кирьят-Луза, которую нам удалось посетить ранним утром, когда первые лучи солнца начинают окрашивать в розовый серые камни византийских развалин, и сотни людей в белых одеждах совершают утреннюю праздничную молитву.

Молитва самаритян длится около пяти часов и проходит в точности, как в обычной синагоге: ближайшие к первосвященнику ряды усердно молятся, а «галерка» обсуждает результаты баскетбольного матча. Тут же возятся дети, а самаритянские жены кокетливо поправляют и без того недопустимо короткие для ортодоксальных евреек юбки. “Ну и что”, - говорят они, - “ведь в Торе не указано, какой длины должна быть эта самая юбка.”

Гостепреимство в Сукке

Спустя пять часов молитвы, мужчины и женщины начинают собираться около своих домов, внутри которых установлены красивейшие сукки. В средние века община пережила не один арабский погром, когда сидеть в шалашах на улице было просто опасно для жизни. Тогда сукки перенесли внутрь домов, и сегодня это сложившаяся традиция. “Мало ли, вдруг дождь пойдет“, – шутит глава семьи, пригласившей нас в гости.

На красивом резном кофейном столике лежит огромный кинжал. Под ним – не менее красивая винтовка. От традиционной еврейской сукки самаритяне оставили только крышу. И хотя сквозь нее не видно звезд из-за бетонных перекрытий, не всякое рукотворное декоративное произведение сможет сравниться с ней по красоте.

Конструкция из металлического каркаса и разных видов фруктов весит около 750 килограмм и намертво крепится крючьями к потолку. Украшение такой «крыши» занимает более 10 часов работы и требует немало фантазии. Традиционный самаритянский спорт в Суккот – осмотр фруктовых узоров в квартирах соседей.

Мы сидим в креслах с бежевой атласной обивкой и говорим с хозяевами на смеси иврита и арабского. Ребенок лет 10 просит не ругаться на непонятном языке и перейти полностью на арабский. Жизнь рядом со Шхемом обязывает самаритян учить арабский, религиозная служба – самаритянский, и лишь затем, для общего развития, – привычный нам иврит.

Посидев минут двадцать и взяв по конфетке из серебряной вазы, мы прощаемся и направляемся к машинам. Сейчас около 10 утра, в деревне кипит жизнь: пришло время для трапез и визитов к друзьям. Прощаться с Гризим нам совсем не хочется, поэтому уже через минуту мы любуемся видом на лагерь палестинских беженцев Балата, который как плющ, карабкается по склонам горы наверх. У нас есть джезва с горячим кофе, печенье и полчаса тишины.